Ночная макушка пика Советов – 4317 м. (19-20 июля 2014 года)

Исповедь пропащего грешника

       Формула простая. Имеется обособленная, во многом уникальная, опасная, непригодная для бурной жизни положительная форма ландшафта. Горы. Имеется органическое, теплокровное, с горем пополам мыслящее существо, выросшее в ограничениях и правилах сформированного еще до его рождения социума, наградившего его же вдобавок и языковой системой передачи информации. Дядя Вася. Который, собственно, систематически и ходит в эти самые горы, воспроизводя через призму собственной субъективности такие чувства как боль, радость, апатия, страсть, смирение, ярость, любопытство и прочие «дерганья», отсутствующие, вообще то, в горах. Кажись все элементарно. Однако.

        Энное количество раз за последнее пару лет происходил в моей голове убогий, досужий конфликт. Каждый раз, возвращаясь с мало-мальски выстраданного броска в мир снежно-каменного безмолвия, броска, впечатавшего в личное эго новый чувственный опыт, проходил через пятиминутную сценку  внутреннего диалога. Пустой, бесцельной рефлексии быть-или-не быть. Печатать или поломаться век-другой. И эти чепуховые муки завзятого графомана в моем лице заканчивались одинаково. Всегда. Надрывный своей эмоциональной раскрепощенностью творческий человечек разлетался в агонии на атомы пред беспристрастным взором, рассудительного как мертвая математическая аксиома, разума. Заканчивалось всегда это концентрированным скепсисом в отношении попыток передать ту самую «гамму пресловутых ощущений и событий» восхождения, похода или спуска на сноуборде. Гамма искажается в цепочке горы-субъект восприятия-рамки языка-метод передачи информации-читающая единица, и на выходе получается пованивающий суррогат. Так что, лишь одно слово говорит мне мой ум в адрес всех этих бумажных страстей – фастфуд.

       Короче, харе до боли в хрусталике пялиться в жидкие кристаллы ваших мониторов и бегом получать новый чувственный опыт в доселе нехоженых местах. Часики то тикают или у Вас вторая жизнь зарезервирована?

       Ну, а кто уже перевалил за планку +18 в умственном смысле и поддался-таки на вышенапечатанные провокации, добро пожаловать в словесную патоку отчета о ночевке на пике Советов (4317м.)

“В человеческой вселенной есть только один бог – смерть.

И все люди говорят ему лишь одно – не сегодня.”*

* “A Song of Ice and Fire” by George R. R. Martin

       Изнемогая от пекла городского котла, альдегидной духоты и суеты суетной наметила наша непоседливая двойка – Анвредиктбл и Фернандиньйо – реализовать-таки очередной этап ночевок на пиках в наступавшие выходные. Благо терки на тему шли уже как 2 месяца и вот рванули мы во второй половине пятничной толкотни к мысу Безнадеги. Только вот не предполагали мы, что нашу кислотную от цинично-философских разговоров и эсхатологического стёба кампанию разбавит бесхитростный и искренний, советской закалки Дионис, сияющий суровой мужской силою. Коктейль обещал быть особым и вызвать в итоге диковинное похмелье, но только всевидящая тень нашего безмолвного вождя – Воланда – не позволяла нам забывать подлинную цель всех этих обвязок, карабинов, веревок, крючьев, буров, кошек и ледорубов.

       Язвенники в количестве три хари, провозившись в алма-атинском филиале «лимпопошного» монополиста, в городском быдломаркете и, наконец, в захолустном хлебном ларьке, помчались к грозным силуэтам гор. Они, скрытые за пеленой углеводородного смога, звенели в одной еле слышимой, но всепроникающей ноте вечности, зовя к себе в лоно прохлады, тишины и нетривиальных изгибов рельефа. Великий страж у шлагбаума, денно и ночно охраняющий покой горной флоры и фауны, бескорыстно берет на лапу от множества желающих «активно отдохнуть» с пивасиком. Наши сатанинские рожи он тоже пропускает за весьма скромную мзду по меркам степных законов.

– Ему походу первый раз за день признались, что едут за водой.

– Ну, так это уже не тренд вовсе, сейчас модно в горы за бухлом ездить… .

       Автомобиль припаркован, лошадиные силы стреножены, баулы припаяны к спинам трех мужланов, пару шаблонных фото сделано и под напевы дэновского голоса наши взоры устремлены вверх и вглубь территории прекрасных тянь-шаньских елей. В устье Шукыра, на задворках презентабельной Альпийской Розы расквартирован палаточный городок со всей присущей атрибутикой. Эта имитация полевой жизни смотрится до кишечной икоты ржачно в непосредственной близости от японских чудес автопрома и люкса немецких стальных коней. Но секунды пролетели и мы уже в объятиях прекрасной поляны, окаймленной с одной стороны сочно-зеленым горным лугом, а с другой дебрями стройных елей; поляны, названной «лунной». Еще давно мой мозг напряженно испражнялся ассоциативной связью между наблюдаемой картиной и спутником земли, и смог лишь родить версию о неустанной луне, что светит абсолютно каждую ночь на эту полянку, всегда, вне зависимости от физических законов видимых с земли фаз луны и степени облачности.

       Ежели вы спросите меня о резко подымающемся русле шукырской речушки, да и не только у меня, а у любого знакомого собственными ногами с оной, то претенциозная экспликация всех озвученных оценок сведется к формулировке – тест на нервную устойчивость.

       Трехэтажный мат.

       Слона из мухи тут в данном контексте конечно же синтезируют наглым образом, но камушки и булыжники  там и вправду особые, не из ряда типичной ссыпухи.

– А уже назад мы пойдем ведь этой же дорогой?!

– Ни какого пути назад не будет, это дорога в один конец. Они все в этом мире имеют одинаковый итог… .

       Монотонный в своей угловой резкости травяной подъем до 3300 с гиком проходит в спортивном режиме. Солнечные лучи подстрекают нас не зазеваться лишку и не упустить закатную пьесу на хорошей высоте. Забегаем мы, запыхавшись, на места в партере пред солнечным представлением с обоснованным ожиданием подачи водных изысков. Но сюита уже в стадии крещендо, кинцо то вовсю идет и радует нас очень красочным закатом, а воды так и нет. Но как оказывается, это не развод на завышенные ожидания, это наш гуру Шукыра после трудоемкой недели чуть спутал место ночной дислокации в сумерках. Пройдя после сеанса фото-сессии вверх еще минут 20 мы таки находим тот реликтовый источник жизни во всей известной человеку наблюдаемой вселенной. Почему существует в обиходе иносказание для религии – «опиум для народа», а вот «вода для народа» – это бред? Люди глупы. И наша троица из их числа тоже.

       Но покуда в желудке пусто, какие могут быть велеречивые пассажи в адрес безумной красоты уютного, тонущего в сумраке послезакатного отблеска, ущелья. Очарование момента находится на грани безумного. Фотоны, прорезая водяные капли в атмосфере, орошают розово-багряной кровью темно-синие полотно вечернего неба. Всегда первая на очереди, инициативная и кокетливая Венера вспыхнула из космоса, всем своим сиянием намекая на свою превосходящую, в сравнении с земными женщинами, красоту. Тут бы утонувшему в розовой неге романтику-эстету разбить лицо об асфальт фактом того, что Венера это мертвое небесное тело с пятисотградусной температурой у поверхности и ее сияние – лишь отражение радиоактивного безумства звезды. Тело это, с прекрасным женским именем, ни куда не исчезает с небосвода в дневное время суток, просто адово свечение солнца затмевает собой все и вся.

       Однако, неужто искренность буквенной иллюстрации природного великолепия и горной экспрессии должна зависит от отрыжков пищевой промышленности. Не должна. Тем более, крайне хороший супец, что приготовил Дэн на высоте 3300, приволочив с собой картошку, морковь и лук, являет собой уже домашнее, по сути, блюдо, а уж овощной суп на 800 метров над уровнем море не идет в сравнении иже с ним, только уже на нашей высоте альпийских лугов. Сон…

       Медленно собирающееся по бесформенным осколкам внутреннее эго после грез подсознания не может первые секунды связать поступающие сигналы в мозг. Эта коматозная черепушка стонет о том, что окружающая реальность не конгруэнтна. Она ведь уже насколько недель подряд пробуждается под гудение городского муравейника, в духоте бетонных коробок, под бомбежкой насыщенной гаммы разных раздражителей. А тут полное отсутствие всего вышеперечисленного и того, что затерялось между строк. Первое прояснение сознания после сна в горах, когда за плечами недели городской жизни, это как маленькое рождение сызнова.

       Локальная реинкарнация во плоти.

       В ближайшую тройку-четверку часов времени все действо будет и должно описываться красками монотонной, как метроном, ходьбы по сыпухе. Три тела, взвалив капроновые рюкзаки на свои мужицкие плечи, покидают гостеприимную зону зеленых лугов, нежных цветов и назойливых насекомых. Муха, обращаюсь к тебе как представитель человеческой расы и извещаю о начале тотального геноцида в отношении твоей жужжащей братии, и покуда на меня не снизойдет буддийское смирение, дохнуть ты будешь как планктон пред рылом синего кита. Под набирающим темп обстрелом жаркого потока солнечных лучей, угрожающих расправой где-то вдалеке облаков и воздушной пустотой горной атмосферы мы рвемся ввысь.

       Но вся это словесная, горемычная лабуда имеет место быть в окружающей объективной реальности. В моей же голове происходит цирк иного характера. Ни кому не заметен, ни чем не проявляется, но разгорается стремительной реакцией расщепления. Это творческий человечек, получив долгожданный пермит со стороны холодного разума накалякать таки отчет о походе на ночной Советов, падает на холодный кафель с перерезанным от лезвия рассудка горлом. Кровь багровыми толчками сочится на керамическую поверхность и писака в моем лице начинает расписываться в своей беспомощности. Когда заранее рассчитываешь и наказываешь себе сотворить литературный опус о походе, ты невольно насильственно настраиваешь свой мозг впитывать и абсорбировать окружающую обстановку и события.

       Пытаюсь жадно подмечать все великолепие деталей горной вселенной, дабы после излиться чечеткой на клавиатуре. Тужусь, напряженно аккумулируя поступающее в сенсорную систему множество уникальных сигналов застывших во времени вертикальных замков и крышесносящих панорам. Ну же, тебе дали полный карт-бланш, воспользуйся желанной возможностью. Но эмоций – ноль. Между чувствительной системой сенсорных триггеров и лимбическим отделом эмоциональной стандартизации всего опыта кто-то злодейский перерезал широкополосный кабель.

       Ощущения и информационная гамма от горного великолепия есть, но мне на них начихать. Я – мертвая невозмутимость Тайлера Дердена. И только память о необходимости отзыва о походе заставляет рефлекторно напрягать мозговой сфинктер. Дергать онемевшую от отсутствия крови руку, пытаясь заставить её мышцы сокращаться. От бессилия подумываешь о том, чтобы уже взять камень и засандалить по пальцу руки, дабы «шуствавать» уже что-нибудь.

       Но ты пытаешься поймать хрустальную в свой грации бабочку двухтонным экскаваторным ковшом, Виталя. И тот факт, что ты уже разговариваешь сам с собой, хоть и не утвержденный диагноз в диссоциативном расстройстве личности, но уже выписка на посещение соответствующего доктора. Расслабься. Ты в горы ходишь не ради типографской ахинеи, что способен ваять в городских условиях. Нету желания писАть – не пиши. 

       Творческий человечек скончался. Издох от значительной потери крови.

-//-

       Дэн с геракловой целеустремленностью вырывается в авангард нашего каравана. Он, распираемый недюжей силищей своего тела, подобный громадному ледоколу, берет на прочность свои ноги и в лоб штурмует крутую осыпь последнего жандарма перед непосредственным склоном Советов’а. Пыльный шлейф за пятками придает эффектности его траверсу по каменным гранулам и глубокое, сочное дыхание с его же стороны остается единственным доказательством, что он не машина. Мы с Серегой уважаем его за это. И покуда в дилемме выбора между прямой силою и расчетливым умом оба являемся апологетами последнего, выбираем более постепенный подъем в обход с выходом на гребень мраморной мини-горки. А если без художественных экивоков, мы – слабаки, в сравнении с Дэном.

      Вид на пик Алматы-Алагир напротив и его побратимов – Чойбалсан, Наука, Озерный – греет взор своей узнаваемостью. Вдали Гигант и далее сам пик Чок-Тал на 4700 с гиком – каждый с собственным характером гребней и линиями склонов – заставляют своей монументальной красотой персонифицировать эти мертвые вертикальные формации. Последний налет тщетной рефлексии по поводу собственной гаммы ощущений слетает, когда на меня смотрят полные космической гармонией глаза Сереги. 

– Стоит на всякий пожарный закинуться нам допингом. Уж у тебя богатые счёты с этой горой.

– Валяй… . 

       Всё, что я знал и забыл по воле собственного невежества и лености, всегда, абсолютно всегда вспоминается и читается на сияющем разумом лице Сереги. Антитезой нашему дурошлепству и периодической игре в полных придурков выступают моменты тонких в своем смысле и насыщенных диалогов. Горы в данном контексте становятся для нас мощным катализатором схожих умозаключений.

       В непосредственной близости от ледового этапа нашего восхождения, в проекции величественной горы, на седловине гребешка мы останавливаемся на отдых и кумекаем, что нам делать с обилием плотных облаков, что слетелись как стервятники на кавалерийскую бойню. Высота – 3800 метров.

       Плотная мгла тумана закрывает почти полностью от начала подъема до невидимой верхушки весь северный ледник Советов’а. Та же климатическая катавасия происходит почти над каждой горой в округе и дальше, лишь один город на равнине жарится под лучами звезды. С учетом констатации того, что в столь глубокий туман мы не полезем, не имея ни черта видимых ориентиров, а также наличия в запасе достаточного количества светового времени, разбиваем палатку для перекура и обеда.

– Нам лучше не спорить с тобой сытым.

– А ты ему гораздо целесообразнее рассказал бы, там, об эволюционной дивергенции, семантическом апокалипсисе или, например, гравитационном коллапсе сверхмассивной звезды.

– Все фигня… .

       2 часа пролетели. Советов то представал пред нами, то сызнова прятался за вуалью. Открывшись в очередной раз и …, и нам осточертело пялиться на эти игры пуританской девственницы, мы собрались, напялили баулы и поперли. Не зря. Облака ни куда не делись, все также сонно плавали по округе туманными сгустками, но гора оставалась-таки видной до ночи. Со стороны, диретиссима ледового склона выглядела крайне угрожающе, однако упершись в нее лицом (боже дьявол, что за словосочетание – упереться лицом), мы мысленно прочеканили поговорку о том, что не так страшен черт как его малюют.

       Одели кошки на песьи ножки. И, наконец, потопали зарабатывать свой ледовый 1Б маршрут. Обвязками, веревкой и ледорубами не пользовались – это для трусливых сосунков, а мы крутые перцы. Есть в этом иррациональное удовольствие, когда согласно багажу прошлого опыта, диктующего тебе, что лед это скользко и гладко, ты мертвым зацепом вгрызаешься каждым шагом. Короче, процесс дарит в чем-то уникальное наслаждение. Угроза одна – поймать инерцию и разгоняясь покатиться вниз безвольным колобком, пока воля случая не размажет кинетической энергией об камни где-то внизу. И жопу протрешь по дороге. Оря истошно по округе. Рифма, детка.

       Дэн таки провалился по пояс в бергшрунд и, ползком забрав правее, вскарабкался на ложную вершину. Лед расквасился к вечеру и на самом крутом участке перед «лживой» пришлось вгрызаться чуть и не в скалы. На ложном пупыре с пологим участком, за 30 метрами под основным пиком, у ледового озерца природа решила уже начать баловать нас сногнаголвушибательными видами.

       Вершина. 4317 метров. Палатка поставлена. Ни какого ветра, ни какого ветрища напрочь и ни какого ветраганища абсолютно. Поедаем деликатесы, убогие в своей полезности. Ужин высоко в горах – это уникальный процесс. У Сереги архизверский аппетит. Голова у всех ясная, что позволяет четко воспринимать окружающие красоты. Горняшного недомогания с соусом из гипоксии нет и в помине. Мы вообще на высоте?

       Заваривая бич-пакет, глазея в клоаку желтых водорослей и готовя себя это поедать, происходит, ВНИМАНИЕ, тот самый когнитивный диссонанс. Всматриваясь в эту сублимированную химию, мой мозг хорошо знает, что вкус у нее отвратительный, что вреда больше, чем пользы, что травить на высоте себя не стоит. А уж учитывая, каким я педантом являюсь, когда речь заходит о том, что же запихать в ротовую полость, словно чувствую, как сто триллионов клеток моего тела содрогаются от перспективы переработать ЭТО. В общем с таким вот комфортным бэкграундом я подношу ложку еды ко рту, проглатываю и … . 

       Какого черта.

       Мозг говорит, что это одна из самых вкусных вещей, что он пробовал в своей понурой жизни. Система поощрения мозга заявляет, что это ну очень как вкусно. Вот оно. Пред нами наглядный, эмпирический образец заумного высказывания нейробиолога, что «…мозг – это инструмент выживания, а не детектор лжи.  Там, где самообман способствует приспособлению, мозг лжет».  И вот он аргумент тем скептикам, которые хмыкали, когда им постулировал предрасположенность мозга к самообману, делал я больно их самолюбию, говоря, что они этого не видели, а это их воображение поощряло свои грезы. Но чеснок, лимон, огурцы, чернослив и миндаль успокаивают мой параноидальный кишечник и распылившийся мозг.  Огурцы? Да, да, это аллюзия в сторону нашего восхождения на Кок-Булак (4555 м.), кто был, тот знает. Дэн затащил на пик Советов банку малосольных огурцов, да будет имя его увековечено в анналах истории альпинизма.

       Ты замедляешь свое дыхание, концентрируешься на его монотонности, отдаляешься от окружающих людских лиц и голосов, жизненные функции усмиряются, мышцы тела замерли, ты абсолютно один и … .

Попытка передать ощущения или Откровение № 3

       Полнейший штиль. Его величество безмолвие. Совокупность разных газов и кислорода в том числе, что являет собой атмосферу, словно бы отсутствует. Адово холодный космос поглотил собой все, что предстает пред нашим взором. Тишина чуть ли не сверх гробовая. Мы не на преобладающей в округе вершине, мы в священном храме среди проклятых в своем великолепии фресок. Мы не еле слышимому гулу горной речки Озерной снизу внимаем, нет, наши перепонки вкушают медитативную мантру горных идолов, что зовутся пиками. Они поют пронзительную кантату, и кажется, будь между нами мертвый вакуум, звук все равно проникал всюду. Земля вибрирует дрожью живого существа, резонируя своими устремленными снежно-ледовыми обелисками в небо. С одной стороны трупный неон городского агломерата светит в ночи. С другой, вдалеке черного горизонта и сумрачных красок к югу вдруг вспыхивает ярким зигзагом молния, снова, и опять. Пульс атмосферного покрывала земли пышет высоковольтной жизнью, даря нам невероятные виды, за которые хочется продать мефистофелю не только пресловутую душу.

       Ты всю свою жизнь абстрагировался от земли под ногами, идентифицируя себя как звездный мальчик с небес. Ты, при поддержке еще миллиардов болванчиков, создал воздушный замок иллюзий, нарек ее религией и превозносил себя над бренной почвой, зарекаясь посетить ее на время и вернуться в особое райское место, что, тем не менее, подозрительно напоминало земные пейзажи.

       Твой кругозор был столь ограничен, что тебе и в голову не приходил факт того, что там, уже чуть выше на пару сотен километров заканчивается эта область теплового комфорта, безопасности, кислородного рая, водяных и пищевых раздолий. Что там вотчина абсолютного нуля, столь холодного, где сам термин «холодный» перестает иметь смысл. Вотчина всепоглощающей, бесконечной пустоты терзаемой пеклом радиоактивных частиц. Всеведущая тьма внемыслимых расстояний растворяющая своими количественными константами саму математику в прах, низводя ее до жалкого стона, бегающих по шарику бабуинов. Что голубоватого цвета небольшая планета являет собой исключительно единственный оплот в мертвом океане вечности. Ты вышел из грязи и уйдешь в нее, покуда, все что ты имеешь и кем ты по сути являешься, тебе дал этот медленно кружащийся во тьме шарик. Твое страстное, трепетное и одновременно тщедушное признание в любви этому третьему от солнца небесному телу не изменит ни чего, потому как вселенная не знает искупления, человек, дрожание твоего мозга не измерить ее абсолютными категориями.

– Это вершина, именно в такой форме и с прям таким окружением стояла

еще сто тысяч лет назад, и вид был идентичный, кроме светящегося лабиринта внизу.

– И спустя еще одну сотню тысяч лет все будет на этой точке то же самое, только город канет в небытие.

– Нам дозволенно запечатлеть миг между двумя вечностями, мы когда-то родились, дабы оказаться здесь и сейчас. Ах-ха!

– Гы-гы-гыы. Слушай, ты не замерз?

– Это ты замерз. Валим от сюда.

– … .

– Хочу жрать!

– О боже, что это… .

P.S.: Фотографии немного облагорожены и обезображены одновременно.

Отчет первоначально был выложен на гостеприимных форумах – Все.кз и Альптайм.кз